Степан Пачиков – один из самых известных людей в компьютерной индустрии России, создатель софтверной компании “ПараГраф”, вице-президент Silicon Graphics (1997-1998). С 1994 года проживает в Соединенных Штатах. В последнее время работает над созданием гиперболоида. Интервью в письмах публикуется без изменений.
And the end of all our exploring
Will be to arrive where we started
And know the place for the first time
T. S. Elliott
Каждый человек в любой момент времени является
“мгновенным” завершением своей
автобиографии.
Из лекций М. Мамардашвили о З. Фрейде
– Публикации о Вас подробно рассказывают о периоде с 1989 года, с того момента, когда
была создана компания “ПараГраф”. Но к этому времени Вы были уже авторитетным человеком
в российской компьютерной среде. Чем Вы занимались до “ПараГрафа”?
– В 1978 году от меня ушла первая жена, а нашу дочь Катю она отправила к своей маме в
Челябинск-65. Образовавшийся на месте семейной жизни вакуум должен был чем-то
заполниться, и заполнился он компанией моих друзей и знакомых, которые приходили ко
мне на улицу Удальцова по воскресеньям на так называемый “домашний семинар”.
В начале, в течение нескольких месяцев, Коля Яценко (Каляба) рассказывал о своих
исследованиях роли выпускников царской Академии Генштаба в победе большевиков в
гражданской войне, доказывая, что молодые и честолюбивые царские офицеры пошли к
большевикам военспецами, чтобы доказать старым бездарным генералам, что если бы они
их допустили к командным постам в первую мировую, то вся история пошла бы по-другому.
Был интересный доклад Жени Полецкого, посвященный критике вышедшей малым тиражом
книги Фоменко, Мищенко и Постникова “Критика древнейшей хронологии”, в основе которой
лежали идеи народовольца Морозова. Женя – в основном, оперируя гороскопами, которые
в 1-2 веке до нашей эры входили в моду, и многие купцы и путешественники их себе
заказывали перед дорогой – пытался доказать, что основные датировки исторических
событий правильные, так как небесные констелляции планет на указанную в гороскопе
дату такими и были. Боря Беренфельд рассказывал об очень интересной гипотезе
возникновения жизни, о некоторых природных минералах, у которых структура кристалла
образовывала некоторые “микро-пустоты”, очень точно совпадающие по форме с ДНК, и это
могло облегчить появление “двойной спирали”. Где-то в середине семинара Володя
Шарипанов на пару со своим приятелем, выпускником физтеха, подающим большие надежды
математиком и талантливым пианистом Сашей Семеновым – ему даже предлагали принять
участие в конкурсе имени Чайковского – рассказывали про “интересные аспекты теории
музыки”, в основном, о структурно-математических исследованиях гармонии и лада, явно
“поверяя алгеброй гармонию”.
Про этот наш домашний семинар ходили слухи по Москве, что собираются мужики по
воскресеньям, водку не пьют и женщин не приглашают. Это была чистая правда: семинар
был чисто мужской, водку не пили, но пили одну-две бутыли сухого вина, которые
кто-нибудь приносил – обычно Юра Лезнер, а я всегда готовил одно и тоже блюдо в
разных вариациях – “солянку по-грузински”.
В этом семинаре принимали участие и Саша Звонкин, ныне профессор вычислительной
математики университета в Бордо, соавтор Леонида Левина в одной из самых цитируемых
статей в математике “О математической теории сложности”, и Жора Пачиков, нынешний
президент “ПараллелГрафикс” ( – осколок “ПараГрафа”), и Леша Китайник, который,
будучи кандидатом физико-математических наук и специалистом по размытым множествам,
был в “ПараГрафе” весьма успешным вице-президентом по маркетингу и выработке
бизнес-стратегии все последние годы.
И хотя этот семинар был не первым моим организационным успехом, но я впервые увидел,
что могу организовать и “держать” команду. А не первым потому, что в 1967-м в
Новосибирском Академгородке, где я сначала учился в физматшколе, а потом – на
мехмате, я организовал первую в НГУ рок-группу “Black Lines” и был ее руководителем,
иногда ударником, но в основном – импресарио. Я тогда выбил из ректора Спартака
Тимофеевича Беляева 5000 рублей (!!!) и купил по безналичному (!!!) расчету
единственную в области немецкую ударную установку “Трола”. Это вам не контракт с
“Диснеем” подписать! Но боюсь, что многие ваши читатели уже забыли, что такое
“безналичные деньги”.
(Если бы Саша Семенов, работавший по ночам в “ПараГрафе” переводчиком с нескольких
языков, согласился с предложением принять участие в конкурсе им. Чайковского, а я
продолжил путь Брайана Эпстейна – глядишь, мы бы сейчас с Сашей где-нибудь
гастролировали. А так он подрабатывает гомеопатией и переводами c немецкого и
английского, а я на даче в Катскильских горах “починяю трактор” да помогаю Матвею
Шпизелю собирать в подвале гиперболоид… Но об этом позже.)
В 1984-85 годах, начитавшись журнала “Электроника” и уже обзаведясь собственным
персональным компьютером (как я им обзавелся, отдельная веселая история), я
познакомился с Алексеем Семеновым – доктором физико-математических наук, человеком неординарным,
прирожденным лидером, и он ввел меня в круг людей, которые под руководством Е.П.
Велихова разрабатывали “Концепцию компьютеризации школьного образования”. За два года
работы в этой команде я очень многому научился.
В начале 1986 года Велихов предложил нам связаться с и попробовать организовать какой-нибудь компьютерный
клуб. Мы познакомились с Гарри, и он предложил передать клубу большую партию Atari, в
том числе ультрасовременные Atari 1040, полученные им по контракту Спорткомитета с
фирмой Atari. Осталось “уговорить” Спорткомитет от них отказаться, а таможню – “дать
добро”. Тут случилась одна забавная история, в которой Саша Мжаванадзе, сын “грозного
царя” Грузии, первого секретаря ЦК компартии республики, второй раз на несколько
секунд появился в моей жизни в роли доброй феи – в данном случае, помощника
“таможенного министра” – и исчез опять. (В первый раз он выручил меня, когда в 1972
году, за месяц до окончания Тбилисского университета, меня по требованию КГБ вторично
выгнали из вуза.)
Гарри Каспаров стал одним из основателей Московского городского детского клуба “” и до сих пор входит в Совет
попечителей. Я много лет возглавлял клуб, а сейчас в клубе президентом Жора Пачиков,
я же вместе с Гарри Каспаровым и Абелом Аганбегяном вхожу в Совет попечителей.
Я организовал свою первую компанию, впоследствии ставшую “ПараГрафом”, 3 октября 1988
года, и называлась она “МикроКонтур”. Организационно это было хозрасчетное
подразделение строительного кооператива “Контур”. Моим первым сотрудником был мой
брат Жора. В числе организаторов были несколько моих знакомых, в том числе и Антон
Чижов.
Я в то время посещал семинар академика И. М. Гельфанда, и на одном из семинаров, после
моего доклада о будущем персональных компьютеров и о роли недавно появившихся
оптических дисков, я получил интригующую записку: “Можем решить любую Проблему.
Дзюба, Кузнецов”. Я встретился с авторами, а также с Шелей Губерманом и Ильей
Лосевым, тоже активными участниками “гельфандовского” окружения, и спросил, что они
имели в виду и что они умеют. Они предоставили мне список примерно из двадцати, по их
мнению, интересных проблем, которые они берутся решить. Из всего списка я остановился
на распознавании рукописного текста, так как посчитал, что это потребует минимальных
капитальных затрат. Правда, нужен был сканер – и я брался его достать.
Вот вкратце, Наташа, история моей допараграфической деятельности.
– В одном из академических источников я прочла, что Вас выгнали из Новосибирского
университета по политическим мотивам. Расскажите эту историю. Вы считали себя
внутренним диссидентом?
– В 1968 году – по моему, это было 21 августа – после ввода войск стран Варшавского
Договора в Чехословакию мы с моим знакомым Изей Шмерлером расписали ночью стены
Новосибирского университета и Торгового центра разными невинными лозунгами типа
“Чехословакия – чехам”, “Руки прочь от Чехословакии” и т.п. Нас не поймали, хотя
пытались, причем мы применяли разные идиотские методы – например, убегая, разливали
всюду одеколон, чтобы сбить собак со следа. Утром я прятался дома у Раисы Львовны
Берг, а уходил оттуда в женских туфлях (вот пишу – и сам не верю). Но КГБ, в конце
концов, от кого-то – а мы всем близким знакомым рассказали о наших подвигах – узнало,
что это были мы с Изей, но кроме доноса на нас ничем конкретным не располагало.
Меня выгоняли так же глупо, как мы от них убегали: профессор Суслов, преподававший у
нас экономическую статистику, ставил мне двойку за двойкой, пока наш декан, Борис
Павлович Орлов, не вызвал меня и не сказал напрямую, что Суслов не примет у меня
экзамен, даже если я выучу конспект наизусть, и предложил свою помощь. Он написал два
рекомендательных письма, в “Плешку” и в Тбилисский университет, и пообещал задержать
приказ о моем исключении, чтобы я успел оформить перевод. Было лето, в “Плешке” я
никого не застал и поехал в Тбилиси. Декан – забыл его фамилию – согласился меня
взять, но предупредил, что русского отделения “экономической кибернетики” у них нет,
а только грузинское. Но он разрешил мне не ходить на занятия, а сдавал я экзамены
по-русски. Я проучился в Тбилиси три года и был единственным кандидатом на “красный
диплом”. На вопрос, почему я перевелся из Новосибирска в Тбилиси, я отшучивался
пушкинской строкой: “Там некогда гулял и я: / Да вреден север для меня”. После
четвертого курса, летом, на военных сборах в Ахалкалаки я познакомился со студентом
физфака Сашей Мжаванадзе, сыном Первого секретаря ЦК компартии Грузии. Он жил в
соседней палатке и часто просил меня почитать хорошие стихи вслух – между партиями в
преферанс.
Весь пятый курс я был на преддипломной практике в , где моим руководителем был
Виктор Иванович Данилов-Данильян. Под его руководством я написал и опубликовал
научную статью, которую предоставил в виде дипломной работы. Я вернулся в
Тбилиси “на белом коне”. За месяц до госэкзамена за мной приехали из КГБ, сказали,что
они все знают, и предложили сделку: я сваливаю все на Изю – он, мол, в Израиле, и ему
все-равно ничего не будет, и они закрывают дело. (Много лет спустя я вычислил, кто
на меня стукнул, он сейчас – большой человек!) Заодно напомнили, что мой отец при
смерти – у него был рак – и что он не выдержит второго исключения сына из
университета. Я отказался, и когда на следующий день я пришел на зачет к декану, он,
взяв у меня из рук зачетную книжку, размашисто написал “неуд”, сказал, что “пригрел
на груди змею”, и выгнал с факультета. Я шел по Шота Руставели, по правой стороне,
если идти вниз со стороны Ваке, опустив голову, понимая, что я остался без высшего
образования и мне предстоит объясняться с больным отцом. Неожиданно рядом притормозил
Газ-69 и меня окликнули. Я посмотрел налево и увидел Сашу. “Степа, ты чего такой
грустный?” – “Да вот, меня выгнали из университета”. Саша опешил, вышел из машины и
выслушал мою печальную повесть. “Ну, из-за такого пустяка я отца беспокоить не буду”.
Он тут же позвонил куда-то из автомата, сказал мне: “Стой здесь”, – и уехал. Через
пять минут подъехала черная Волга, меня привезли в знакомое здание (благо, оно было
рядом), вышел какой-то полковник, от имени всех органов принес мне свои извинения, я
только запомнил фразу: “И в органах допускают безобразия”. Я спросил: “А как же мой
зачет?” Меня отвезли в Сабуртало, где располагался наш факультет – декан меня ждал у
двери; он зачеркнул “неуд”, написал “отл”, и через месяц я получил “красный диплом”.
Мой отец, майор ВВС, через несколько месяцев в возрасте 48 лет скончался в своей
родной деревне Варташен в Азербайджане (в которой я родился в 1950-м), так и не
узнав, что меня опять выгоняли.
Сашу я с тех пор не видел 14 лет. В 1986 году в отчаянной попытке вырвать у таможни
подаренные Каспаровым нашему клубу компьютеры, я в приемной министра столкнулся с
его помощником Александром Мжаванадзе. Саша выслушал историю про клуб и каспаровские
компьютеры, взял у меня из рук прошение, зашел к министру и через минуту вышел с
резолюцией “Освободить от таможенных сборов”. Мы попили с ним чаю в приемной, и я
напомнил ему мою первую историю. Он пожал плечами: “Наверное, но я не помню. Вот как
ты Артура Рембо читал – помню. Слушай, почитай еще. “Пьяный корабль”. Помнишь?” –
“Нет, уже наизусть не помню. Давай, я тебе Бродского почитаю – “Письма римскому
другу”. …Если выпало в Империи родиться, / Лучше жить в глухой провинции, у моря. /
И от цезаря подальше, и от вьюги. / Лебезить не нужно, трусить, торопиться. /
Говоришь, что все наместники – ворюги? / Но ворюга мне милей, чем кровопийца”. Больше
я Сашу не видел. Через несколько лет я узнал, что он умер от разрыва сердца.
А что касается второй половины Вашего вопроса, насчет “внутреннего диссидентства”,
так многие себя таковыми считали. Я отвечу на него шутливым акростихом Леши
Китайника, написанным в 1979 году по случаю моего дня рождения. Мы в то время вместе
с моим другом Кристофером Инглишем наладили канал доставки в Москву из Лондона
огромного количества “всякой литературы”. Вот Лешин акростих (Вы уже знаете, что по
национальности я – удин):
Средь “Континентов” и хинкали
Твой храм, удинский диссидент,
Ездок беспечных магистралей;
Пока запудрены скрижали
Армейской пылью алых лент,
Не горячись, СП – пожалуй,
У нас в запасе срок немалый.
Мне Леша Науменков напомнил про историю “с кейсом”. Году в 80-м, набив кейс-атташе
“литературой”, я положил его на крышу своего Запорожца, пока расчищал его из-под
снега, и так и поехал. Где-то на полпути, на Киевском шоссе, он упал с крыши, но, к
счастью, я услышал “странный звук”. Я остановился и увидел, как около кейса
затормозил КрАЗ. Но я успел раньше! Открыв позже кейс, я обнаружил там поверх
Авторханова свой паспорт. “Судьба Евгения хранила…” В те годы, работая в совхозе
“Московский” начальником отдела АСУ (“Я внедрил у вас АСУ, хочешь, справку принесу”),
я организовал отделение “Общества книголюбов” и довольно активно этим занимался,
распространяя хорошие книги “с нагрузкой”. На этот же период приходится и пик нашей с
Крисом деятельности по распространению “всякой литературы”. И вот, Наташа: лежит у
меня дома в поселке Московский на полу гора книг – “Континенты”, “Архипелаги”,
Авторхановы, по многу экземпляров каждого – и тут меня вызывают в Общество книголюбов
и вручают грамоту “За активное распространение общественно-политической литературы”.
Такая большая, красная, с орденами, медалями, словами про ЦК ВЛКСМ… Я в жизни не
получал более справедливой грамоты. Я ее храню до сих пор. Вот разберу ящики с
книгами и отсканирую.
– Россия, несмотря на наличие востребованных на Западе программистов, не вошла в число
стран, сделавших что-то значимое в компьютерной индустрии. В чем причины, по Вашему
мнению?
– Наташа, давайте уточним список стран, сделавших что-то значимое в компьютерной
индустрии. США, а кто еще? Ну, Вы скажете – Великобритания. Да, лет 17 назад она была
в первых рядах: Acorn Archimedes, RISC-процессоры, транспьютеры. Кто еще? Япония. NEC
занимает передовые позиции на рынке суперкомпьютеров. Япония – один из крупнейших
поставщиков персоналок на мировой рынок. В Европе есть еще Siemens, Philips,
Nokia, Ericsson. Конечно, у нас нет ничего такого, но на фоне тотального
доминирования США разница между Россией и, скажем, Францией или Германией не так уж
бросается в глаза. Да, мы сильно отстаем от США в компьютерной индустрии. Так все
отстают. Одни меньше, вроде Японии, другие больше, вроде Италии. Вопрос надо ставить
иначе: в чем причины нашего отставания от США? Если ввести такое понятие, как
экономическая гибкость, динамичность страны, способность быстро перестраивать
экономику на новые рельсы, то мы увидим, что есть явная корреляция между
динамичностью и успехами в компьютерной области. Та лихость, с какой эта страна
поставила на Интернет, поражала всех. Ну, правда, немного перебрали с этим. Сейчас
расплачиваются. Но все равно, никакая другая страна не могла бы бросить триллионы
долларов в абсолютно малопроверенный и малоубедительный бизнес, каким был Интернет.
Сейчас делают шаг назад, но, Наташа, два шага вперед уже сделали.
Я всем рассказываю
одну забавную историю: в 1994 году, когда про World Wide Web еще даже в “ПараГрафе” не
понимали, а Антон вообще выражал сомнение, что за этим будущее, у меня в
калифорнийском доме переполнилась выгребная яма (по-английски: Septic System). Я
вызвал ассенизаторов, они, как Вы знаете, ездят на таких специальных
машинах – отходовозах. Приезжает шикарная машина, вся в хроме-никеле, а поперек
цистерны для этих самых отходов написано “WWW.SEPTIC.COM”. Я готов на любое пари, что
не было в 1994 году ни в одной другой стране отходовозной фирмы, имеющей свой сайт.
Если российская экономика станет очень гибкой и динамичной (что всегда связано с
риском проиграть), то я уверен, что мы сильно сократим дистанцию с Америкой и уж
точно обойдем страны социалистического общего рынка.
– Правда ли, что в 1986 году Вы написали письмо Рейгану с просьбой отменить эмбарго на
поставку персональных компьютеров в Россию?
– Я написал письмо Рейгану в форме статьи, или статью в форме письма, и передал ее на
Запад (смешно звучит сегодня) с помощью одного знакомого американца. Я потерял с ним
контакт – он присвоил себе деньги, аж 700 долларов, которые принадлежали Антону, и
избегал меня. О судьбе этого письма долго ничего не было известно, пока пару лет
спустя мне не сказали, что статья была опубликована, кажется, в Washington Post.
Называлась она “Железный занавес эмбарго”. Эта статья потом послужила основой моей
статьи “” в юбилейном выпуске USA Today. Я
уже не могу найти копию оригинального письма без того, чтобы не зарыться на месяц в
старые дискеты с MS-DOS’овскими файлами, но смысл статьи сводился к тому, что ввоз
персональных компьютеров не надо ограничивать, а надо, наоборот, ввозить их в огромных
количествах. (Мой близкий друг Леонид Левин – ныне знаменитый профессор Бостонского
Университета, автор теории мультипликативной сложности и NP-полноты, человек острого
и парадоксального ума, автор очень неожиданной статьи об американской демократии
“Хлеб и Зрелища” – в середине семидесятых говорил мне, что коротковолновые приемники,
настроенные на одну-две частоты, надо сбрасывать над территорией Советского Союза с
самолетов. Ровно это американцы сейчас и делают в Афганистане.)
В 1984 году начало продаж легендарного Apple Macintosh сопровождалось рекламным
роликом, который стал знаменит не менее самого Макинтоша. Это был год книги Джорджа
Оруэлла “1984”, и ролик это обыгрывал. Загипнотизированные, почти зомбированные люди
в рабочих робах дисциплинированно внимают Большому Брату на большом голубом экране
(имеется ввиду, конечно, IBM). И вдруг некто врывается в зал с ярко светящимся
персональным компьютером Макинтош, разбивает голубой экран Большого Брата, и все
сидящие в зале наконец выходят из спячки. Апофеоз. Я написал в конце своей статьи,
что у людей, делавших этот ролик, было настоящее видение: через 17 лет Персональный
Компьютер в самом деле сокрушил Большого Брата.
– В 1986 году Вы принимали участие в создании Московского городского детского клуба. Чья это
была инициатива? Кто финансировал эту организацию?
– Я уже частично ответил на этот вопрос – идея была .
Некоторое финансирование – оплата счетов за электричество, помещение – осуществлял
ЦЭМИ, директором которого является академик В. Л. Макаров. Основное оборудование
поступило в клуб благодаря Г. Каспарову… и Спорткомитету :-). Клуб обязан многим
людям: серьезно помогали академик Е. П .Велихов, академик А. П. Ершов, академик А. Г.
Аганбегян, первый секретарь московского горкома ВЛКСМ В. Копьев. Трудно всех
перечислить – наверное, я многих забыл упомянуть. Андрей Петрович Ершов написал
гневное письмо редактору журнала “Техника молодежи”, в котором была опубликована
статья некоего журналиста Михаила Казакова под названием “Дисплей-бой”. В ней в
лучших традициях статей-доносов писалось, что некий Степан Пачиков организовал клуб
с целью экспорта детских мозгов на запад (тоже ведь visionary, далеко вперед смотрел
Миша!), что детей, отпрысков больших начальников, привозят в шикарных автомобилях
водители в ливреях (логика Мишу не интересовала!), методика обучения в клубе убогая и
детей оболванивают компьютерными играми (компьютерные игры в клубе были запрещены,
мозги для экспорта надо беречь!). Андрей Петрович очень больно воспринял эту статью и
пытался добиться от журнала либо опровержения, либо извинения, либо и того и другого.
Кто был тогда редактором, я не припомню, но Ершова они проигнорировали, как, впрочем,
и Копьева, а написали что-то вроде того, что Пачиков-дисплейбой пытается заткнуть рот
свободной печати с помощью именитых покровителей, но Перестройка, естественно, их
всех сметет. Свободу уже не отнять. Народ не позволит!
– К созданию “ПараГрафа” причастен Гарри Каспаров. Как получилось так, что он участвовал
в образовании компьютерного бизнеса? Как вы с ним познакомились? Имеет ли отношение
Каспаров к нынешнему ParallelGraphics и к каким-то другим компаниям, вышедшим из
“ПараГрафа”?
– После того как Велихов высказал идею привлечь Гарика к созданию клуба, Леша Семенов
(ныне академик А. Семенов) узнал телефон и проинструктировал меня, как надо говорить
с Кларой Шагеновной. Клара Шагеновна организовала нашу с Гариком встречу. Он принял
горячее участие в организации клуба, мы с ним довольно близко сдружились и часто,
среди многих интересных тем, в том числе посвященных древнейшей истории, затрагивали
проблемы компьютерного характера. Он знал про мое горячее желание организовать что-то
вроде русской Bell-лаборатории. Когда я нашел иностранного партнера для организации
СП (а это была единственная в то время “правильная” форма существования бизнеса) –
Скотта Клососски из Понка-Сити, штат Оклахома, то как-то очевидно было, что Гарик
будет членом Правления (наряду с Макаровым, Аганбегяном и Скоттом, позже Скотт
Клососски продал свою долю Рону Кацу и уступил ему место в Правлении). Все члены
Правления получили небольшую, традиционную для американских фирм, долю в акциях
(такую же, как позже получили Эстер Дайсон и Риджис МакКенна). Правда, один из них,
по моей случайной ошибке, которую уже невозможно было исправить, получил втрое
больше, чем остальные, и это породило впоследствии много проблем, о которых писать не
хочется.
В 1994 году, 14 января, примерно в 10 часов вечера, я решил делать для моего сына
Саши “Виртуальную машину времени”. Этот проект захватил всех: Гарри принимал активное
участие в обсуждении этой идеи, Л. Б. Переверзев – тот самый, который в 1965 году
ввел в обиход слово “бард” – предложил назвать проект “Альтер Эго”. C развитием
проекта я уже проводил большую часть своего времени в калифорнийском офисе, с Гарри
мы виделись все реже, и сейчас практически не поддерживаем отношений.
Насколько мне известно, ни я, ни Гарри прямого отношения к нынешнему ParallelGraphics
не имеем. Я какое-то время был членом Правления. Но в широком смысле, конечно, Гарри
имеет отношение к ParallelGraphics: эта фирма – продолжение “ПараГрафа”, который вырос
из клуба, президентом которого сегодня является все тот же Жора Пачиков. И если бы не
участие Каспарова в создании клуба и “ПараГрафа”, то неизвестно, по какой дороге пошел
бы мировой компьютерный прогресс, но уж наверняка не по Верхне-Чегемской (так
называлась, по Искандеру, одна из двух подъездных дорог – driveways – на участке
нашего дома в Калифорнии).
(“Степан Пачиков. Письма издалека. Часть II” читайте здесь)