Николай Данилов больше известен в Сети и жизни как Норвежский Лесной. Сейчас трудится в качестве руководителя пресс-службы холдинга Art.Lebedev Group и создает на рабочем месте самый читаемый в Рунете раздел пресс-релизов отдельно взятой компании.
— Сколько народу читает твои ?
— Раздел пресс-релизов является самым посещаемым разделом на самом скучном корпоративном сайте . Главная страница сайта — вторая по популярности. В среднем его посещают человек 500 в понедельник, 800-900 ближе к среде — это недельный пик. Тысяча, если напишет «Лента.ру» и поставит ссылку, полторы-две тысячи, если напишет Экслер, более 2 тысяч, если мы напишем с Лебедевым открытые письма. Я где-то месяца четыре назад прочитал интервью регионального издания, которое живет в Сети три года, пишет обо всем, над ним работает в районе десятка человек. И там была история успеха — про то, что еще чуть-чуть, и скоро они выйдут на уровень 400 человек в день. В общем, чувствую себя небольшим региональным изданием.
— Есть ли у тебя какие-то нормы по написанию пресс-релизов и вообще должностные инструкции?
— Нормы по написанию пресс-релизов устанавливал себе я, поэтому мне от них отбрехиваться очень сложно. Основное правило: по одному хорошему пресс-релизу каждый рабочий день. Иногда одновременно в компаниях холдинга происходит несколько важных событий, и появляется несколько пресс-релизов. Бывает, но не часто.
Хочется добавить: «пресс-релиз» — слово скучное и тоскливое. Мы же, наоборот, — живые и плодовитые. Да, наши пресс-релизы выглядят как пресс-релизы. Да, мы в них не добавляем вранья. Но это еще и раздел сайта, в котором каждый день рассказывается о том, что происходит в наших компаниях. В том числе и про кошку, и про холодильник, в том числе и про то, как работают дизайнеры. У нас каждый день что-нибудь происходит.
А есть вещи, про которые я стараюсь не писать. Про контракты, которые мы заключили. Про проекты, которые мы сделаем через полтора года. Про поздравления руководителей с днем рождения в стихах. Впрочем, наверняка, где-то есть люди, которые приходят в восторг от сообщений о том, кто с кем слился, кто кого купил, какие перестановки произошли. Одно уважаемое и любимое мною издание, например, безумно любит писать: господин А ушел из компании N в компанию M с поста такого-то на пост такой-то. Я, наверное, заведу скоро отдельного человека в студии: мы будем раз в две недели его переводить с должности на должность и отслеживать эти перемещения внутри компаний холдинга.
— Ты делаешь на работе что-то еще, кроме писания пресс-релизов? Или это твоя основная и единственная работа?
— Пресс-служба Art.Lebedev Group занимается не только написанием пресс-релизов. Существует и другая важная часть работы, которая не видна со стороны. Журналисты, заходя на раздел «Пресс-релизы», знают: то, что висит там — краткая выжимка. Если кого-то заинтересовала новость — человек обычно обращается, получает подробности и говорит со всеми людьми в компании, с кем он хочет пообщаться. Если ему нужны фотографии — он получает их, если ему нужны фотоматериалы для печатного издания — он получает их, и так далее. Эта работа не видна со стороны, но она есть. Я долгое время проработал редактором, я сам журналист, и прекрасно помню, как со мной общались пресс-службы (отвратительно они общались, за редким исключением), и стараюсь так никогда не поступать.
— Как у вас обстоят дела со свободой слова? Бывают ли случаи цензуры со стороны руководства?
— Бывают, но не со стороны руководства, а наоборот — я им зажимаю рот и вообще страшно притесняю. Но это редко. Если же серьезно, то я страшно благодарен своему руководству — за то, что оно у меня очень умное. Я знаю, что подобное встречается редко, и очень это ценю.
— Как сейчас уживаются Николай Данилов и Норвежский Лесной? В чем они друг на друга похожи, а в чем они друг с другом принципиально не согласны?
— Когда я знакомился с Ромой Воронежским, Носиком, Лебедевым, Гагиным, Малюковым и десятками других людей, всегда почему-то оказывалось, что живой, скажем, Артемий Лебедев сильно отличается от того Артемия Лебедева, образ которого складывается из высказываний, картинок и всего того, что человек делает и оставляет в Паутине, в письмах… Живой Носик, который ест яблочные штрудели и выкуривает четыре пачки сигарет с золотым на конце ободком, почему-то интереснее, чем тот Носик, чья виртуальная тень стоит за статьями в ««, . И так получается со всеми остальными.
— Я знаю, что у Норвежского Лесного и Николая Данилова существуют принципиальные расхождения по поводу того, как писать слово «Интернет» — с прописной буквы или строчной.
— «Интернет» — это еще что… Когда я сидел в ««, мы непрерывно писали новости, и у нас регулярно случалась большая человеческая трагедия по причине того, что в великом, могучем, правдивом и свободном русском языке встречается не менее шести вариантов написания Усамы бин Ладена. Осама, Усама, бен, бин, Ладен, Ладин. Есть еще один вариант — ибн вместо бин/бен, и так далее. Проблема не в том, чтобы найти одно правильное. Проблема в том, чтобы выбрать одно написание и потом тупо его воспроизводить. Это как-то облегчает жизнь и себе, и читателю. То же самое касается кавычек. Если ты откроешь, например, две газеты — «» и «» — ты увидишь, что в «Коммерсанте» идут стандартные елочки, а в газете «Ведомости» тот же самый заголовок про ту же самую компанию будет оформлен на западный манер, где вместо елочек стоят не нижние девятки и верхние шестерки, а верхние шестерки и верхние девятки. И так далее. То же самое касается и «Интернета». Одно время я решил — ладно, фиг с ним, буду писать в тех корпоративных документах, которые имеют отношением к студии, маленькими буквами, а у себя, в своем личном почтовом ящике — с большой. Но потихоньку привыкаю к строчной. Признаюсь: у меня есть более важные проблемы, честное слово, чем — с какой буквы писать слово «Интернет».
— Тяжело ли иметь в руководителях Лебедева?
— Нет, не тяжело — интересно. Мы с ним еще не решили, у кого из нас характер хуже.
Мне сильно везло на работу в нескольких потрясающих местах. Первый раз это была редакция бумажного журнала ««. Там по коридорам из комнаты в комнату переходили обалденные молодые люди. Умницы. Причем не было ни одной сволочи и ни одного идиота, хотя людей там работало довольно много. Я был потрясен. До этого успел поработать в совершенно других местах. Это был серьезный шок.
Мне интересно было работать с Носиком. У него всегда есть чему поучиться. И так же, но по-другому, — с Темой. Мы с ним придумывали всякие разные штуки задолго до того, как он меня возглавил в своей студии. У меня, кстати, складывается в последнее время впечатление, будто я единственный человек на этой планете, который познакомился с Лебедевым до того, как увидел его домашнюю страницу.
— Чем Интернет отличается от других медиа?
— Интернет приучил смотреть на подписи к материалам. Если мне нравится материал, я могу посмотреть, что это за автор и так далее. Раньше ты мог прочитать статью, но не стал бы отвечать автору — неудобно. Интернет стал реализацией фразы «редакция вступает в переписку». И как правило, если ты напишешь нормальное человеческое письмо, то тебе ответят. И это сильно увеличивало шансы познакомиться — и в онлайне, и в офлайне, поскольку эти пространства плавно перетекают одно в другое.
Из огромного множества людей, с которыми я познакомился четыре или пять лет назад, я не видел живьем, наверное, двух. Ромаданов приезжает из Нью-Йорка, Носик ездит в Бостон, что происходит у Житинского — ты знаешь. И это все знакомства не для того, чтобы познакомиться. Как бы объяснить? Ну не было тогда ужасного, грязного, отвратительного слова «элита», потому что вообще ничего не было. И веба тоже не было. То есть он был, но когда ты заходил на веб из-под «Линкса», то говорил сам себе, что технология, в общем-то, мертвая, она нафиг никому не нужна, потому что «Гофер» намного проще, полезнее и вообще лучше. «Элиты» не было, люди интересные были.
— Ты можешь сейчас писать не на клавиатуре? Ручкой? Или карандашом?
— Очень коряво, очень медленно, очень не люблю. У меня на рабочем столе нет ручки. И когда приходят, просят ручку и слышат мой ответ, всегда очень обижаются. Ну нет ее у меня, нет. Очень неудобный способ сохранения информации. И писать разучился — не смейся, я не выпендриваюсь. Когда пишу больше одной строчки — они кривые выходят, в разные стороны расползаются. Моя учительница правописания меня бы, наверное, задушила. С другой стороны, я вспоминаю, как я мучился с этими прописями, и это тоже неправильно. Когда ты понимаешь, что не можешь обратно вернуть каретку, чтобы добить слово, или переставить абзацы — это мучительно. Я тут ради хохмы нашел у отца старую пишущую машинку и попробовал на ней печатать. Тоже культура великая была: замазочки, забивочки. Машинки тоже разные — и электрические, и неэлектрические. По механическим долбить совершенно невозможно, потому что с пальцами абзац. Но время от времени надо вытаскивать и вспоминать эти ощущения. Машинки классные были — тяжелые, цельнометаллические, очень красивые. Симпатичнее, чем эти серые коробки. И звук. И можно было копирку засовывать. И по четыре листа. И четвертая копия — фиолетовая или чуть-чуть черная… Совершенно другие были религиозные войны. По поводу бумаги, по поводу копирок. Пеликановские и какие-то еще были. А самые отвратительные были советские копирки, которые шуршали и руки пачкали.
— Что ты сейчас вообще пишешь кроме пресс-релизов? Что-нибудь в области художественного слова?
— Письма пишу. С художественным словом плохо. Честно говоря, не очень хочется. Когда очень хочется, время все равно как-то находится. С другой стороны, какая-то часть художественного слова, наверное, появляется каждый день в разделе «Пресс-релизы». Мне так, по крайней мере, кажется. Может быть, я ошибаюсь. Редко, но какие-то статьи появляются. С рассказами плохо. Сюжеты придумываются, но в законченный текст не превращаются, потому что лень. Это вопрос, скорее, к Норвежскому Лесному, а не ко мне. Еще спать надо иногда. А времени мало.
— С чем ты вообще успеваешь совмещать работу?
— Я ее успеваю совмещать с едой, со сном, с курением, с выпиванием дикого количества кофе, с распитием пива на двоих с Воронежским, с редкими выбираниями на свежий воздух, с чтением. Когда я выпираюсь к родителям — выгуливаю собаку. Чудное существо.
— Тебе по роду деятельности приходится часто общаться с журналистами…
— Нет. Это не так совершенно, это не соответствует действительности. Часто с журналистами приходится общаться тем, кто не может с одного раза предоставить продукт, из которого сразу можно сделать новость, заметку и так далее. Как можно упростить процесс доставки текста до читателя, так можно упростить и до журналиста. Я, к сожалению, даже с теми журналистами, с которыми помимо работы люблю общаться, вижусь редко. Я, между прочим, живого Плющева уже черт знает сколько времени не видел. Саша, если ты дочитал до этого места, давай подумаем насчет пива.
— Тем не менее, что ты можешь сказать о журналистах? Особенно, если накипело.
— А у меня не накипает. Во-первых, потому, что я сам журналист. Во-вторых, о журналистах, о провайдерах, о проститутках, о космонавтах, о собаках очень трудно говорить вообще, потому что они все разные, они по-разному пишут. Говорить вообще о всех журналистах — неумно. Можно говорить про журналиста А, журналиста B… А еще точнее — про статьи журналиста и про самого журналиста. Статьи могут быть хорошие, а человек говно, и наоборот. Часто у хороших людей по тем или иным причинам получаются плохие статьи. И наоборот. Это вещи, которые мало связаны.
— Ты человек достаточно публичный. Пару слов о личной жизни публичного человека.
— Живу богатой личной жизнью. Следующий вопрос, пожалуйста.
— Есть ли у Норвежского Лесного коты?
— У меня их нет. Я человек очень ответственный, поэтому прокормить самого себя еще кое-как получается, а ухаживать за другим живым существом… Не могу решиться на подобное испытание. Есть у отца кот. Есть другой кот. По студии шмыгают три кошки. Но я их всех не люблю. Я на них смотрю сверху вниз с презрением нескрываемым. И самое противное, что они на меня точно так же смотрят. Все. У нас, наверное, внутривидовая конкуренция.
— Зачем тебе вообще весь этот Интернет?
— Объясняю. Если вспомнить классическое определение Интернета какого-то лохматого года — там выделено три основных момента. Первая часть определения: Интернет — это сеть сетей, соединенных вместе, работающих по протоколу TCP/IP и так далее. Второй момент: Интернет — это информация, которая расположена на компьютерах, которые объединены в Сеть… и так далее. И третья часть: Интернет — это те люди, которые этот Интернет производят и потребляют. И вот третья часть — она для меня самая важная. Ну, может быть, просто так сложилось. Я допускаю, что если бы в какой-то момент попал бы в нефтяную, допустим, отрасль, там были бы не менее замечательные люди. Может быть. Но я попал в эту отрасль, и интереснее всего мне всегда были люди.
— Куда ты поедешь в ближайший отпуск?
— Домой, спать.
— Все ли тебя устраивает на твоем рабочем месте?
— Я сейчас скажу, что меня не устраивает на моем рабочем месте. Всем скажу. На моем рабочем месте меня не устраивает только Лебедев, который раз в две недели приходит и просит разобрать это рабочее место, очистить его от разного говна — газет, огрызков, пепельниц, бумажек. И я с ним борюсь, но время от времени разгребаю рабочее место. Лебедев говорит, что это — бардак. Я, напротив, уверен, что это творческий беспорядок. Это война. Это конфликт интересов.
— Не думаешь ли ты о смене помещения?
— Нет, тут хорошо. Мы в этом году потихонечку стали разъезжаться из одного места. От нас отъехала «» в полном составе. Она сидит теперь в другом помещении, которое находится на расстоянии одной выкуренной сигареты от офиса студии. От нас выехал ««. А мне нравится тут, в студии, рядом с кофейным аппаратом и Темой.
— К Лебедеву ты перешел в начале 2000 года из «Ленты.ру». Почему или зачем?
— Мне нравилось в «Ленте». Но я почти год работал там ночным редактором. И это было трудно физически. Утром болит спина. Сложно, опять же, когда у тебя утренняя эрекция начинается в 8 вечера, и все остальное происходит точно так же. Иногда хочется чем-то другим позаниматься. А в «Ленте» было сложно другим заниматься. Я 2 года там проработал — сначала в , потом в «Ленте» и в старых «Вестях». А в конце 99-го года меня пригласил Тема. Я посоветовался с Носиком и согласился. И мы устроили меня с рук на руки.
— Ты работал и с Носиком, и с Лебедевым. Сравни их, как руководителей.
— Их, на самом деле, не нужно сравнивать. Они разные. Но главное, что каждый из них умудрялся собрать и в «Ленте», и в «Газете», и в студии потрясающих людей. Таких, с которыми просто пить кофе — большой праздник. Не говоря уже о работе и всем остальном. Тема и Антон занимаются разными делами. Занимаются каждый по-своему. У каждого свои манеры, свои привычки. Оба умные и самодостаточные.
— Немного о коллективах. Кто начинал делать «Газету»? Что это были за люди?
— У Паркера титульная страница старой «Газеты», первого номера. Там было, по-моему, семь рубрик. Газету делали люди, которых к тому времени в Сети хорошо знали. Там был Сережа Кузнецов, там был Саша Гагин, там был Антон Носик, там был Леха Андреев — уже в первом номере. Носик хотел сделать издание, в котором а) имеется несколько рубрик, которые обновляются ежедневно, б) построить саму работу таким образом, чтобы человек заходил на сайт, видел статью, заходил на «морду» издания через час — и там появлялось что-то новое. На самом деле, это был прорыв — большой, серьезный. В какой-то момент стыдно стало не обновляться несколько раз в день. Те времена, когда страницы сайтов изданий обновлялись не то что раз в день, а раз в неделю, ушли. Это был хороший толчок.
Что тебя связывало с журналом «Internet»?
— Я был там замом главного редактора — главным редактором был Саша Гагин. Потом я перестал быть замом главного редактора. Потом я сидел дома. Потом я стал главным редактором журнала ««. Потом был автором журнала «Internet». Последняя статья вышла в февральском номере. Очень дружу. Опять же — Аля (Аля Пономарева — нынешний главный редактор журнала. — Ред.).
— Сейчас журнал переживает не лучшие времена — отходит от «» к ««. В апреле вышел последний номер. Эпитафии писать еще рано, но все же. Что такое был и есть журнал «Internet»?
— Скажем так: из всех журналов, которые были и на сегодняшний момент есть, мне он нравился и нравится больше всего. Что с ним будет? В свое время люди жили сайтами, потом в какой-то момент стали жить проектами. И смерть в Интернете — занятие довольно привычное. И смертью все не заканчивается. Есть, конечно, проекты, о которых никто не помнит. Но вот взять, например, ««. Он погиб, но есть ««. Что-то появляется, что-то умирает. По-моему, у Оли Лялиной была гениальная фраза по поводу битых ссылок: «Должны быть битые ссылки. Они должны ломаться, чесаться, неправильно срастаться, потому что за каждой сломанной ссылкой стоит чья-то сломанная жизнь». Это неприятные моменты, но это рабочие моменты. Аля и ее команда — большие умницы, очень талантливые и очень деятельные. От голода они не умрут.
— Тебе не жалко умирающих ссылок в старых текстах? Нет желания их переставить, подновить, восстановить страницы, куда они вели? Сделать нормальный архив, классическую библиотеку, в которой все стоит на своих полочках?
— Я очень осторожно отношусь к любым идеям организации идеального мира. Должно быть все так, как оно и есть сейчас. Сайты должны быть неработающие. Статьи должны быть плохие. Если все статьи будут хорошие, настанет скука страшная. И непонятно, что делать после этого. С другой стороны, есть еще одна очень забавная вещь: если текст хорошо написан, то его мало что остановит. Кто-то возьмет его со страницы. И кому-то другому его перешлет. Не обязательно хороший текст — понравившийся. Текст, который где-то когда-то сыграл. Когда статья написана, дальше ее контролировать очень сложно. После того, как она выпущена, ушла, она обязательно куда-то долетит. Да, где-то ссылки не работают. Это жизнь. Закрываются газеты, закрываются предприятия, умирают фирмы. С другой стороны, с битыми ссылками можно бороться. Мы знаем, что старая «Газета.ру», носиковская, умерла, но архив доступен, он . Редкий случай. Но если это интересно — методы существуют.
— У тебя выходили книжки?
— Во втором издании книжки Шахиджаняна «» тысяча первый вопрос — это моя , которую я уже давно возненавидел окончательно и бесповоротно. Я говорю по этому поводу: «У меня вышла новая книжка. Но в ней очень много рекламы Шахиджаняна». Я сперва очень долго хотел выпустить книжку. Я мечтал о книжке. А потом, когда мне предложили выпустить книжку, я понял, что этот вопрос решен. Сейчас — руки не доходят. Надо сесть, отредактировать, запятые вычистить. Но есть и куча других вещей, интереснее редакторской правки.
— Так получается, что мы откручиваем хронологию назад. Что ты делал до «Газеты.ру» и журнала «Internet»?
— Если совсем честно, то в основном сидел дома, докуривал чинарики, пил водку и занимался разными вещами, о которых боюсь вспоминать — как то написание программ и сборка компьютерной техники. Страшно сказать — работал в газете ««. Там появилась первая легальная публикация , после чего меня из газеты «1 сентября» выперли. Тогда еще в газете работал покойный Симон Соловейчик. Когда он увидел статью Воронежского… Он был очень мягкий человек, поэтому он устроил разнос не мне, а тому человеку, который выполнял функции выпускающего редактора.
— А в чем была проблема с материалом Воронежского?
— Проблема была, наверное, в том, что это был материал Воронежского. Он плохо вписывался в структуру «1 сентября». И узнали они об этом только тогда, когда тираж был отпечатан. Но рассказ был замечательный. Он назывался «Сочинение». Я думаю, что они посмотрели на название и не стали читать дальше.
— Какую профессию ты получал?
— После школы я поступил в . И проторчал там полтора года. Это были самые гнусные, самые бездарно проведенные полтора года моей жизни. Скука была смертная. Потом ушел в академический отпуск. Институт оставил тягостные воспоминания.
— Когда родился Норвежский Лесной?
— Норвежский Лесной родился где-то в 1993-94 годах. В то время был хороший провайдер «Гласнет», был старый-старый relcom.humour. У «Гласнета» были конференции свои. Был такой talk — это чат, в который одновременно могли заходить не более 25 пользователей. Потому что когда заходил 26-й, чат накрывался. Хватало, потому что больше, в принципе, людей туда и не заходило. До этого была програмка UUPC (UUCP под DOS). Это когда тебе почтой приходили заголовки сообщений из конференций. Заголовки надо было отмечать галочками, отправлять на сервер, потом ждать, когда пришлют сами сообщения. И все это по ценам «» образца 93 года.
— Какие еще искусства, кроме текстов, тебя волнуют? Может быть, работая в «Студии Лебедева», ты все-таки что-то дизайнишь?
— Я даже круг ровный нарисовать не могу. И вообще плохо понимаю, что это такое — дизайн.
— Какие у тебя есть награды за тексты?
— ««. Не помню точно, какой год.
Это , когда победил Ширянов?
— По-моему, да. И к этому диплому еще тогда полагался от Валеры Колпакова приз в 100 долларов. По-моему, деньги давали после кризиса, поэтому, на самом деле, меня тогда эти 100 долларов спасли. Какую-то жизненно важную проблему они точно решили. Получать диплом я ездил как раз в Питер, к Александру Николаевичу Житинскому.
— Самый сложный вопрос. Почему Норвежский Лесной?
— У меня была знакомая, заядлая кошатница. Это был веселый дом, потому что меньше шести кошек там не было никогда. И мама у нее была кошатницей. И клуб у них был собственный кошачий. И когда я в этот дом вошел, она посмотрела на меня и сказала: «О! Норвежский Лесной!» Мне почему-то понравилось.
— А кто сказал-то — мама или знакомая?
— Кто ж это теперь уже помнит? По-моему, знакомая. Или мама.
— Псевдоним серьезно прижился. Нет ли у тебя желания его сменить, вообще отказаться от псевдонима?
— У меня нетипичные трудности. В той же самой «Ленте», когда по ночам звонили и спрашивали Норвежского Лесного, охранники переключали на мой телефон. Я однажды назвал им свою фамилию, и они меня просветили: оказывается, они полгода всем отвечали по телефону, «у нас такой не работает». Так и живем. Когда папа подскакивает к телефону и ему говорят в трубку: «Это Норвежский Лесной?» — он говорит: «Нет, это папа Норвежского Лесного».
— У тебя до сих пор нет своей официальной страницы?
— Нет, нету. Когда-нибудь. Может быть.
— Стандартный вопрос — откуда взялись компьютеры в твоей жизни?
— Сначала был не компьютер. Сначала была либо какая-то статья о компьютерах, либо каталог какой-нибудь американской выставки… Первый компьютер, за которым я работал, был одним из старых-престарых «Эпплов». Он был из цельного куска мрамора, с черно-зеленым монитором, жутко уродливый. Компании Apple должно быть стыдно, что она производила такие отвратительные вещи. Это был не think different, это был какой-то жуткий ящик. Потом в Москве был такой изумительный салон «Диск». Там стояли БК 0010-01 («БК» — это, кажется, «бытовой компьютер»), подключенные к советскому кассетному магнитофону «Электроника», и там дети играли в игры, то ли за 50 копеек, то ли за рубль в час. Это были тогда хорошие деньги. И это был единственный случай, когда я разбил свою копилку.
— Когда это было? На заре 90-х?
— Это было, конечно, еще до 90-х. Был где-то 86-87 год. Мне было лет 12. На БК 0010-01, как сейчас помню, была игра «Клад». Бегали человечки и пытались найти сокровища. На мой взгляд, компьютерные игры сильно деградировали, потому что ничего увлекательнее с тех пор так и не придумали. Ну разве что «Диггер». Но интересней было другое. Интересен был способ доступа к компьютерной технике. Как я говорил, первой машиной, с которой я познакомился, было какое-то эппловское чудо. Чтобы поиграть, приходилось по субботам вставать рано утром, ехать к приятелю на другой конец Москвы, дальше вместе с приятелем ехать на Савеловский вокзал, дальше трястись минут 40 или 50 на электричке, садиться на какой-то непонятный пыльный проселочный автобус, ехать в закрытый ящик, где у приятеля работал папа. И там — полтора часа. Потом надо было уже ехать обратно. И когда кто-нибудь сейчас говорит, что компьютер — это дорого, это недоступно и так далее… Так вот — по сравнению с тогда то, что есть сейчас, — это счастье. Позже компьютеры появились в школе. Затем в школе открылся один из первых кооперативов. Там я в 9 классе писал программы.
— На чем ты писал тогда?
— Это был замечательный Турбо-Паскаль, еще страшной какой-то версии, где в справочных файлах было написано в каком-то из разделов — «извините, мы постарались побыстрее выпустить этот продукт и не успели написать этот раздел». Следом — С, Ассемблер. Сейчас ненавижу программировать. Тогда нравилось. Но все забылось, о чем не жалею.
— Твои личные пристрастия? Какое пиво пьешь? Какой табак куришь? Книжки какие читаешь? На какие сайты ходишь?
— Стараюсь ходить на все сайты, но до некоторых просто не дохожу. Все, что касается новостей, все, что касается Интернета, читаю. Все, до чего доходят глаза, все, что есть в Интернете, все, что за 14 часов работы успеваю пробежать на мониторе, прочитать в почтовом ящике, получить по ICQ и так далее. Табак — лучше всего, конечно, трубочный, либо датский Mixture (Mac Baren), либо Black Diamond (производится компанией A and C Petersen для Stanwell). Тоже датский табак, изумительный, очень вкусный, самый хороший, лучше ничего не бывает. Любимый продавец и, соответственно, любимый табачный магазин — Арбат, дом 24, ««.
Был момент, когда я понял, что Интернет вошел в мою жизнь прочно. Электронной коммерции еще не было, но когда у владельца этого магазина появлялся новый табак, он писал письмо, что табак появился — в гости приезжай. Это было серьезно.
Пиво? Абсолютно непривередлив, хотя очень люблю «Гиннесс». Но поскольку Гинесса рядом не находится, то — «Старый мельник». И самое любимое пиво — это то, которое с Воронежским. Книги… Последнее, что прочитал с удовольствием, это «Русская кухня в изгнании». Параллельно поглощается Thank you for smoking Кристофера Бакли и «Последняя газета», перечитывается Миллер, лежит Дуглас Адамс любимый. Мыши и клавиатуры люблю от Microsoft. Давай лучше ты меня теперь спросишь, каким должен быть PR-менеджер, а я отвечу, каким он не должен быть.
— Давай.
— Самое страшное, что может себе сделать любая компания, — это взять на должность PR-менеджера человека, который пишет пресс-релизы и рассылает их. Потому что это отвратительно, это надо запретить Конституцией, никогда не допускать по одной простой причине. К сожалению, 99 процентов всего, что пишется в качестве пресс-релизов, пишется либо для своего начальства ( в лучшем случае), либо, как правило, сразу в корзину. И беда в том, что это попадает не в корзину, а проходит еще по сложной технологической цепочке. По провайдерам, нагружает каналы, попадает в ящики, отнимает время людей и так далее. На самом деле, все куда как проще. История, рассказанная простыми словами, с сохранением смысла, с отсутствием слов «эксклюзивный» и «реструктуризация задолженностей», написанная живым человеком для живого человека, работает лучше всего. Она сама себе найдет дорогу. Честное слово.
 |
|
| ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ |  |
|
|
| МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ | |
«Студия Артемия Лебедева»: 5 лет — 03.10.00