Вечером 16 августа было отказано во въезде в Россию Демьяну Кудрявцеву, бывшему генеральному продюсеру компании «Ситилайн». В интервью «Нетоскопу» Кудрявцев рассказывает о своем бизнесе, об отношениях с Борисом Березовским, о продаже компании «Ситилайн» и о нынешнем положении на российском рынке интернет-провайдинга.
Демьян Кудрявцев, имеющий израильское гражданство, прилетел в четверг из Парижа с многократной российской визой в паспорте, но в Шереметьево ему объявили о «запрете на въезд». Въездная виза без дальнейших объяснений была аннулирована. Прождав 11 часов, Демьян вылетел обратно в Париж.
В интервью НТВ.ru Кудрявцев сказал, что никаких правонарушений в России за ним не числится, и что причина запрета на въезд в Россию — его совместные проекты с Борисом Березовским. «Других причин здесь быть не может. Опыт группы «Логоваз» и медиа-холдинга Бориса Березовского показывает, что именно такой метод решения проблем сегодня предпочитает российская власть», — заявил Кудрявцев.
Всего за несколько дней до этого события «Нетоскоп» взял у Демьяна Кудрявцева интервью, в котором он рассказывает о своем бизнесе, об отношениях с Борисом Березовским, о продаже компании «Ситилайн» и о перспективах российского Интернета. Мы публикуем это интервью именно в том виде, как дал нам его Демьян, еще не знавший, что его не пустят в Россию в качестве лица, представляющего угрозу для безопасности страны. Во время телефонного разговора после происшествия в Шереметьево Демьян сам попросил ничего не менять в тексте интервью. И лишь ответил на дополнительный вопрос о том, что он теперь будет делать: «Займусь бизнесом на Западе». Ответы на остальные вопросы представлены ниже.
— Расскажи немного о своей личной жизни.
— Я женат, у меня есть дети. Я живу в Москве. Мои родители живут в Петербурге, там я и родился. Вот и все, что у меня есть сказать на эту тему.
— Участвуешь ли ты сегодня в политической жизни страны или ограничиваешься тем, что у тебя есть какая-то четкая идеологическая позиция?
— Идеологическая позиция у меня есть. А что касается участия — я не вижу каких-либо субъектов, которым я был бы нужен как соучастник их политической деятельности. Если меня кто-нибудь зачем-нибудь спросит (хотя не думаю, что это сейчас кому-нибудь нужно) о моем мнении по поводу того или иного политического процесса, то я его выскажу. Если спрашивает лицо заинтересованное, то это можно считать экспертной оценкой. Если это кухонный треп — ну, значит, это кухонный треп.
Сейчас я не занимаюсь, формально или неформально, какой-либо политической деятельностью или помощью каким-то политическим партиям, потому что сегодняшний политический расклад кажется мне временным и при этом очень тесным. На этом рынке нет конкуренции, нет тех, кому нужны были бы мои идеи или мои технологические возможности.
Если эта ситуация начнет меняться и кто-то придет ко мне с каким-либо предложением, то я буду думать на эту тему в зависимости от того, что это будет за предложение и будет ли оно совпадать с моей практически неизменной идеологической позицией. Но за последний год я не получал таких предложений.
— Как тебе живется в путинской России?
— Мне кажется, что в общем все идет очень хорошо. За последние четыре года — выборы 1996 и выборы 1999 — достигнуто главное: Россия не может больше откатиться назад к коммунизму. Создан необходимый, защищенный, поколенчески измененный класс собственников. Серьезная угроза возвращения коммунизма была на выборах 1996 года, а уже на выборах 99 года она была ползучей. На сегодняшний день, с моей точки зрения, такой угрозы нет. Весь экономический пакет законов, которые принимает сегодняшняя власть, при всех ошибках как в принятии, так и в самих законах, еще больше фиксирует статус кво в этом направлении. Электорат коммунистов меняется, превращаясь либо в маргинальный, либо в социал-демократический электорат.
Россия обретает черты нормального либерального государства с точки зрения собственности: владения, наследования, преемственности и передачи. Особенно это касается среднего класса. Разумеется, есть издержки, и их гораздо больше, чем могло бы быть. Образно говоря, опыт учитывается очень плохо. Вектор правильный, но движение слишком медленное. Возможно, при Ельцине оно было слишком быстрым. Сегодня оно из революционного превратилось в эволюционное, и в этом я полностью поддерживаю власти страны.
Что касается моих претензий к нынешнему состоянию власти, то они очень просты: Россия не разобралась с собственным государственным устройством. Вне зависимости от экономического положения эта неразбериха даст себя знать. Россия не может существовать как империя, она скорее государство федеративное, с некоторой склонностью к конфедеративности. Пока она не осознает себя и не начнет собираться, исходя из этой предпосылки, она будет только рассыпаться.
— Какие у вас отношения с Борисом Березовским?
— Наше знакомство произошло случайно, года четыре назад. Нас познакомили общие друзья. Я консультировал его по ряду проектов и продолжаю это делать, когда ему это нужно. Но наши отношения скорее являются дружескими. Разумеется, мы их используем ко взаимной выгоде: его интересует мое мнение по некоторым вопросам, а я, когда занимаюсь какими-то проектами, связанными с журналистикой и масс-медиа, всегда могу взять у него интервью или сделать так, чтобы его взял кто-то другой.
Факт дружбы с Березовским для меня очень важен, но свои бизнес-решения я принимаю рационально, вне зависимости от мнения Березовского на эту тему.
— Вопрос банальный, но ответы на него даются самые разные: почему ты не эмигрировал из России? Почему занимаешься бизнесом и живешь здесь, а не за рубежом?
— Почему не эмигрировал? Семь лет я жил за пределами России. В основном, в Израиле, но не только.
Причины моей эмиграции были просты: я существовал в системе, которая меня полностью не устраивала. Она называлась «советская власть». Во всем, что касалось ее чудовищного духа, чудовищной буквы ее законов, чудовищного отношения к личности, примата государства над индивидуумом и примата государственной собственности над частной и личной, эта система меня не устраивала. Мир доказал несостоятельность такой модели. Эмигрировал я потому, что не чувствовал в себе сил это изменить.
Почему я вернулся? Потому что система начала меняться, мне хотелось принять в этом участие. Ну и кроме того, правила и принципы жизни, которые начали формироваться здесь, меня устраивали. Правда, мне не казалось, что в России мне будет лучше, чем в Израиле. В Израиле у меня был удачный бизнес и налаженная жизнь. И я бы не поехал в Россию, если бы в ней не начались перемены. Но когда я увидел, что Россия последовательна в этих переменах, я вернулся.
После возвращения я увидел, что я еще могу в определенной области влиять на эти процессы. Что такое Россия сегодня? Это страна, в которой многие вещи создаются практически с нуля. Можно учитывать позитивный советский опыт, но в области Интернета, например, он неприменим. Мои знания и умения оказались востребованными. В этой ситуации я понял, что хочу жить там, где родился, в стране носителей моего родного языка, с друзьями и родными.
При этом мои чувства вовсе не носят оттенков «квасного патриотизма». Я постоянно летаю по миру, интересуюсь тем, что происходит. Просто Россия сейчас — это наиболее эффективная точка применения моих сил. Я надеюсь, что она останется такой навсегда, и я буду за это бороться.
Но на России свет клином не сошелся. И, по-моему, единственный шанс ее процветания в том, чтобы она это тоже поняла. Все постепенно наладится, когда она поймет, что существует некая мировая практика поведения практически во всех ситуациях, которую прошли до нас более успешные страны (где средний уровень жизни гражданина более достойный). Поймет, что все на свете происходит естественным путем — спрос-предложение, слияние провайдеров, разграничение полномочий между центром и регионами. И то, что творческая личность должна самореализовываться, а старикам надо помогать.
— Когда менее чем год назад «Нетоскоп» брал интервью у Емельяна Захарова, «» был полон планов на будущее, причем не только в области провайдинга. А уже весной 2001 года «Ситилайн» был продан ««. Когда же было принято решение о продаже?
— Компания «Ситилайн», как любая вещь, всегда имела некую цену. Цена, конечно, менялась. И «Ситилайн» строился не под то, что мы обязательно будем его продавать в этом сезоне или в следующем. Просто всегда существовала возможность, что придет кто-то, положит на стол деньги, в которые мы оцениваем свою компанию — и тогда мы ее продадим. Однако всегда существовала и возможность, что такой человек не придет — на этот случай был план развития.
Переговоры с «Голден Телекомом» были затяжными. Долгое время был неясен формат: будет ли это слияние, или продажа части активов, или попытка какой-то консолидации по регионам, или полная покупка (как это в конце концов и произошло). Пока же все это было непонятно, мы строили свою жизнь независимо от «Голден Телекома». А когда сделка произошла, то произошла.
— «Ситилайн» был для «Голден Телекома» значимым конкурентом. Почему вы все же решили отдать преуспевающую компанию «Голдену»?
— Мы ничего не решили. Мы сказали, что мы оцениваем компанию в такую-то сумму.
На этом рынке слияние провайдеров на тех или иных условиях (а поглощение — это один из вариантов слияния) было обязательным процессом. Без него ничего бы не произошло. Потому что российская телекоммуникационная отрасль (как железо, так и организация, включая административный ресурс) отличается заметным дисбалансом мощностей. У кого-то много клиентов и много обычной номерной емкости, но нет соединительных линий. У кого-то есть мощный выход на Запад и мощная оптоволоконная сетка в Россию, но вообще нет модемного пула. У кого-то есть всякие разные другие возможности, но нет возможности продавать выделенные линии — потому, что ему по городу не пройти, не прокопать или не договориться с тем, кто уже прокопал.
Этот дисбаланс связан с тем, что интернет-провайдеры работают на какие-то другие стратегические цели: либо являются частью каких-то крупных групп, либо пытаются таковыми стать. У всех есть свои стратегические задачи, и зачастую у тех, кто должен предоставлять услугу X, есть уже свой любимый покупатель (обычно это дочерняя компания) на услугу Y, и поэтому ты не можешь получить необходимый тебе сервис. И провайдеры должны идти по пути укрупнения, чтобы каждый вносил не только клиентов, но и возможности.
У «Ситилайна» была самая лучшая маркетинговая стратегия в городе. У «Ситилайна» был один из самых больших модемных пулов. Точнее говоря, наш модемный пул был больше, чем модемный пул того, кто нас купил. Большой модемный пул мог обслужить много клиентов, и даже, может быть, больше, чем у нас было. Мы, возможно, неэффективно его использовали, потому что у нас не было чего-то другого.
Кроме того, у «Ситилайна» был очень мощный бренд, гораздо более мощный, чем бренд ««. У нас была очень серьезная дилерская сетка по городу, гораздо более серьезная, чем сетка «России-он-Лайн», сравнимая только с дистрибуцией . То есть понятно, зачем было нас покупать. «Голден Телеком» совершал большую экспансию на рынке. Существовал готовый пакет того, что ему было нужно. И он этот пакет купил.
Я не буду обсуждать цену, потому что не знаю, по какой логике эта цена формировалась для «Голден Телекома». Но понятно, что там фигурировала логика замещения — а что дешевле, купить или построить все самим? Они решили, что выгоднее купить.
Нам тоже было абсолютно понятно, что во время увеличивающихся скоростей, во время все большей индустриализации этого рынка невозможно сидеть на одном dial-up, пусть и с хорошей маркетинговой стратегией. Нужен был союз с телекоммуникационным оператором, с кем-то типа «Совинтела», МТУ и т.д. Понятно, что поджимали конкуренты, у которых такой союз был. Провайдер под «Комстаром» или под МТУ обладал, разумеется, большими стратегическими возможностями.
А мы не были игроком телекоммуникационного рынка в полной мере. Да, у нас был один из самых больших модемных пулов. Но вот вопрос: а получили бы мы еще один модемный пул или нет? Это неизвестно. Потому что когда ты «дочка» оператора, который предоставляет телефонные линии в Москве, тебе проще взять еще больше линий. Это во-первых.
В-вторых, у нас были проблемы с предоставлением услуг по выделенным линиям. Опять же, на этом рынке были игроки, которые делали это лучше. И «Голден Телеком» в этом случае (не «Россия-он-Лайн», а именно «Голден Телеком» как совладелец «Совинтела» и т.д.) считал, что его позиция здесь сильнее. И конечно, был прав.
В-третьих, развитие компании и, в частности, экспансия, которую мы проводили по регионам, требовала все больше вложений. А «Голден Телеком» обладал неким пулом денег. Мы же понимаем, что такое на самом деле IPO. Это публичное предложение своих акций, чтобы взять на рынке деньги с частных вкладчиков, а не в банке в виде кредитов. Почему? Потому, что деньги, взятые с частного рынка до кризиса Nasdaq, дешевле. Поэтому запас денег, запас прочности при серьезных амбициях у «Голден Телекома» был выше.
Поэтому для нас слияние с ним было стратегически правильным. Чтобы компания «Ситилайн» могла развиваться, у нее должен был появиться такой партнер.
Но когда мы влезли в переговоры, «Голден Телеком» сделал нам разумное предложение о полной продаже. И мы его приняли. Как ни странно, процесс принятия этого предложения не имеет к предыдущей логике никакого отношения. Так бывает. Ты идешь на рынок купить помидоры, а тебе предлагают купить калькулятор, например. Ты думаешь — калькулятор тоже нужен. Покупаешь калькулятор, не покупаешь помидоры.
Кстати, мы переговаривались не только с «Голден Телекомом». И «Ситилайн» тоже покупал провайдеров — как известно, мы купили «Урал Релком». Так что к нам поступали предложения самые разные. В какую-то минуту что-то вспыхнуло, что-то заискрилось, предложение оказалось адекватным.
— То есть сыграла и логика рынка, и логика «Голден Телекома», и удачное ко времени предложение?
— О логике «Годен Телекома» я говорить не могу. А вот логика рынка говорит о том, что маленькие провайдеры сейчас не выживают. Маржа маленькая в этом бизнесе. Бизнес требует постоянных реинвестиций для увеличения охвата, предоставления новых услуг, для маркетинговой экспансии, для экспансии в регионы и т.д. То есть мало того, что маржа маленькая, ее еще постоянно требуется «довкладывать». И это влияло на нас, даже несмотря на то, что «Ситилайн» был прибыльной компанией (а ведь более мелкие операторы — просто убыточны). В общем, понятно, что на сегодняшний день логика рынка состоит в укрупнении, в консолидации, в слиянии игроков. Это слияние началось до нас, и оно не закончилось с нами.
— Не зайдет ли этот процесс слияния настолько далеко, что мы получим монополию, а потом, как следствие — дороговизну, низкое качество услуг и т.п.?
— Нет. Процесс, который мы сегодня наблюдаем, это не монополизация. Это процесс кристаллизации вокруг нескольких точек. Может ли на сегодня «Голден Телеком» купить холдинг «МТУ-Информ»? Или, что еще важнее, холдинг АФК «Система»? Нет, не может. Значит, есть по крайней мере два игрока на рынке. Это уже не монополия.
Как мы знаем, трех игроков в секторе мобильной связи на московском рынке хватило для того, чтобы спустить цены ниже пола. Разумеется, это отразилось на качестве, но я надеюсь, что следующий этап будет борьбой за качество.
В Петербурге позиции «Голден Телекома» необычайно сильны, но он здесь не единственный провайдер. Хотя в отдельных городах монополия — это действительно серьезная угроза. Скорее всего, некоторые города будут монополизированы, там выживет один или полтора оператора — один крупный и один мелкий, как бы альтернативный, который будет работать под логунгом «а у меня иначе». Это вполне реально. Но в этом случае оператор будет нести ответственность за стратегическое развитие коммуникаций в регионе. Он будет вынужден рыть землю, тянуть оптоволокно, иначе люди уйдут на спутник и т.д. Рынок не потерпит пустот.
Разумеется, монополия в какой-то момент довлеет. Но потом, если она не справляется с качеством услуг, появляются другие игроки на этом рынке. В Германии, например, есть явный монополист Deutsche Telekom. Но при этом есть и AOL, и кто-то другой. Всегда есть альтернатива.
Конечно, у нас главный рынок телекоммуникаций сегодня — это Москва. Плюс все регионы как некий отдельный рынок. В каждом отдельном регионе монополии можно достичь, но нельзя достичь монополии на все регионы разом. А поскольку регионы по масштабам пользователей можно рассматривать как отдельный рынок, на котором надо работать долгосрочно (тянуть провода, взаимодействовать с «Транстелекомом», с «Ростелекомом», с «Газтелекомом») — то, разумеется, все регионы как рынок монополизировать никто не сможет. И работая со всеми регионами как с одним рынком, ты не сможешь в каком-то конкретном городе завысить цену.
То же самое с качеством. «Голден Телеком» не может в каком-то городе давать плохую услугу, а вот здесь, в Москве, где у него есть конкуренты, давать услугу качественную. Крупный провайдер — это, прежде всего, стандартизация услуги. А стандартизация в конкурентном поле Москвы вынудит создать такой сервис, который будет конкурентен и в регионах.
А в Москве мы вообще не говорим о монополизации. Тут по-прежнему играют и , и ««, и ««, и ««. Кроме того, Москва все более будет уходить от dial-up к другим форматам предоставления доступа. При этом надо понимать, что доступа по dial-up не станет меньше, его станет больше. Те люди, кто сегодня вне Интернета, будут приходить на dial-up. А те, кто уже пользуется этим видом доступа, будут мигрировать на большую скорость. Соответственно, на рынке появятся игроки, которых мы сегодня вообще не считаем. Например, те, кто способен предоставить доступ по воздуху или по линиям электропередач, или еще что-нибудь. Так что монополия нам пока не грозит.
— Останется ли бренд «Ситилайн»?
— Не знаю, это вопрос к «Голден Телекому».
— Продолжит ли кто-то из менеджеров «Ситилайна» работу в «Голден Телекоме»?
— Процесс передачи дел еще идет. Поэтому все менеджеры «Ситилайна» пока еще занимаются своей работой. Да, некоторые из них останутся работать в «Голден Телекоме». Я не могу пофамильно назвать этих людей — решение еще не принято ни с одной, ни с другой стороны.
— Давай немного обратимся к истории. Как ты стал учредителем «Ситилайна» в далеком 1996 году?
— Это было очень просто. Я был соинициатором деятельности, которая привела впоследствии к созданию «» и того, что называется . Формально история выглядела так: мы сидели с Темой Лебедевым и ожидали прихода некого заказчика, которого прислал к нам Антон Носик, который, в свою очередь, являлся однокурсником Емельяна Захарова. Емельян Захаров в то время решил заниматься интернет-провайдингом. Он позвонил своему другу Носику и спросил, кто ему может помочь в маркетинге, в оформлении веб-сайта, в создании комьюнити вокруг его новой затеи и т.д. Антон порекомендовал нас. Так мы познакомились с Емельяном.
Потом «Студия Лебедева» стала подрядчиком — она делала сайт «Ситилайна». А я, точно так же, как Артемий, получил предложение войти акционером. Я согласился на определенных условиях, а Тема отказался. Так, собственно говоря, это и произошло.
— Многие бренды, в создании которых ты принимал участие, уже почили в бозе. Это и Netskate, и журнал ««, и теперь, вероятно, «Ситилайн»… Тебе не жалко этих компаний, проектов?
— Бизнес отличается от искусства и от многих других областей человеческой деятельности (от политики, например) тем, что его единственной характеристикой является рациональное поведение ради эффективности. Эффективность измеряется в деньгах. Не потому, что деньги — это главное, нет. Для меня это вообще вещь пятого порядка. Но это эквивалент эффективности. Бизнес — это набор действий, эквивалентом эффективности которых является сумма денег на выходе. Поэтому я занимаюсь бизнесом, а не благотворительностью. Точнее, благотворительностью я тоже занимаюсь, но отдельно.
Конечно, мне жалко молодости, которая проходит. Мне жалко друзей и компаний, которые пропадают. Жалко, что время идет быстрее, чем мне бы хотелось.
Но мне совершенно не жалко поступков, которые я совершал, и действий, которые я совершал на рынке. Компания Netskate создала на рынке несколько сущностей, многие из которых живы до сих пор. Несколько новых ресурсов, несколько принципиально новых подходов к делу.
Плюс к тому, ее активы были проданы, и я заработал на этом. Что тут неэффективного? Она ради этого создавалась. То же самое с компанией «Ситилайн». Она значительно изменила лицо российского Интернета, она изменила рынок целиком, и мы заработали на этом деньги. Она выполнила и социальную, и коммерческую задачу. Потом создадим что-нибудь новое, в чем проблемы?
Но это формальный подход. Если же говорить о неформальном: на сегодняшний день практически любой деятель русского Интернета из первой, скажем, десятки — это люди, тем или иным образом имевшие отношение к «Ситилайну». Либо они создавали «Ситилайн», Netskate, журнал Internet и так далее, либо они были открыты этой компанией и сотрудничали с нашими проектами, либо выросли на том, что конкурировали с этой группой. Блестящие умы, которые применяют себя сейчас не только в том виде деятельности, который называется «интернет-контент», — это останется навсегда. И мы тоже не остановились, будем придумывать что-то новое.
Мне жалко некоторых неотработанных моделей бизнеса и поведения на рынке, которые мы придумали, но не смогли реализовать. Одной из причин был кризис 98 года, наступивший не вовремя. С моей точки зрения, он повлиял на российскую экономику в том числе и благотворно, но какие-то эксперименты мы из-за него произвести не смогли.
Другой причиной была продажа, которая не позволила реализовать какие-то далеко идущие планы. Может, их и реализуют, но уже в рамках «Голден Телекома». А уж произойдет ли это с сохранением торговой марки «Ситилайн» или без сохранения, с участием нас как менеджеров или без участия — это, в общем, уже неважно.
— Каково положение дел c агентством , которое вышло на рынок несколько месяцев назад с достаточно амбициозными планами?
— Агентство строится. Когда-нибудь оно, возможно, будет продано, но на рынок оно пришло вовсе не для того, чтобы быстро сделаться и продаться, а для того, чтобы на этом рынке долгосрочно работать. Это требует серьезного подхода. За те три месяца, что мы работаем, очень многое отстроено, сделано несколько блестящих кадровых находок, пишутся дополнительные модули под полную платформенную версию DoubleClick.
Больше всего я доволен тем, как это агентство оперирует внутри. Если говорить об операторах рекламного и контентного рынка, то из всех мест, в которых я работал, это единственная компания, где реально структурированы менеджмент и отчетность. В агентстве потрясающе выстроены взаимоотношения и учет интересов акционеров, которые являются совершенно разными компаниями и их ничего не связывает, кроме владения Click VI. Это компания абсолютно западного типа, хотя в ней не работает ни одного иностранного сотрудника. Для меня это компания новой формации, что очень радует.
— А по результатам работы агентства какие-нибудь выводы уже есть?
— Погрешности наших прогнозов относительно состояния рынка интернет-рекламы не превышают 10-15 процентов. Это говорит и о том, что рынок развивается, и о том, что мы умеем его анализировать. Как акционер компании, я очень доволен.
— Во многих интернет-проектах ты выступал и выступаешь в качестве продюсера. В Интернете это слово не очень прижилось, поэтому не мог бы ты пояснить, что такое «продюсер интернет-проекта»?
— В области создания интернет-проектов это слово как раз прижилось, так же как в российском шоу-бизнесе и в кино. Понятно, что у тех, кто может создать хороший проект, нет собственных денег. А ни один из тех людей, у которых есть деньги, не умеет делать интернет-проекты. И в свою очередь, те, кто умеют делать интернет-проекты, чаще всего не умеют общаться ни с теми, у кого есть деньги, ни с теми, кто столкнется с этим проектом на практике — как с пользователями, так и со структурами, обеспечивающими жизнедеятельность проекта (например, надо уметь снять помещение и т.п.). И все они, кроме того, не умеют подняться над ситуацией и посмотреть: а что рынку надо?
В этом смысле продюсеры — это ребята, которые объединяют и структурируют проекты: находят людей, которые дали бы деньги, и людей, которые сделали бы то, что нужно. Продюсер ведет проект и отвечает за него своим именем. Именно под продюсера в российском Интернете можно либо дать деньги, либо их потерять, поэтому продюсеров все знают.
— Среди деятелей российского Интернета практически нет людей, которые не занимались бы и какой-то офлайновой деятельностью. Занимаешься ли ты каким-то серьезным бизнесом, не связанным с Интернетом?
— Я вообще не делю свой бизнес на офлайновый и онлайновый. Я занимался аналитикой и консультациями для ряда страховых компаний, для нескольких крупных инвестиционных фондов, которые хотели бы вкладывать деньги в Россию. Перед прошлыми выборами я занимался изучением общественного мнения для некоторых политических проектов. Эта работа под заказ, разовая. Я ее делаю для своих друзей, заказчиков, партнеров.
Так что у меня есть некий конкретный бизнес, но нет какой-нибудь фирмы «Пупкин и сыновья», которая бы занималась «только офлайновым» бизнесом. Моя продюсерская, а точнее, антрепренерская деятельность, которая видна в Интернете, происходит еще в некоторых областях. Поэтому мой уход или неуход из Интернета — это только смещение акцентов: в этом году мне интересно заниматься вот таким делом.
Интернет при этом всегда со мной — я пользуюсь лэптопом, рассылаю электронную почту. И наоборот, при работе над некоторыми интернет-проектами я могу два месяца не подходить к компьютеру. Для меня Интернет — это такой же инструмент, как и мобильный телефон. Мне кажется, что я больше понимаю про интернет-аудиторию как маркетолог. Но есть и другие аудитории, про которые я тоже понимаю.
Поэтому сказать, что у меня есть какая-то отдельная офлайновая деятельность, я не могу. Может быть, мой следующий бизнес будет выглядеть как офлайновый. Но пока мне трудно об этом говорить.
— Я слышала, что ты принимаешь участие в создании некоей книжки, посвященной развитию российского Интернета. Так ли это?
— Существует разного рода благотворительные организации, которые содействуют культурным и художественным начинаниям. Они дают гранты на разные истории. В частности, у меня появилась возможность дать грант на создание книги о десяти годах российского Интернета. Как всякий грант, он был дан под некоторую конкретную вещь, которая не обязательно должна быть всеобъемлющей. Художник получает грант не на то, чтобы он нарисовал картину, которую хочет видеть грантодатель, а на ту картину, которую хочет писать он сам. В этом отличие гранта от заказа.
Книжка, которая создается сейчас, не претендует на то, чтобы быть всеобъемлющим справочником по истории российского Интернета за последние десять лет. Это не академическое издание о российском Интернете, а книга о его контенте, об информационной и творческой составляющих российского Интернета. В ней мало будет про провода, но и про них тоже будет сказано. De facto, ее авторами являются Саша Гагин и Сережа Кузнецов. Я выступал в роли продюсера и в какой-то мере — в роли идеолога. В ближайшие полтора месяца книга, скорее всего, будет готова. Издавать ее будет ««, надеюсь, что в этом году.
— Ты начинал как гуманитарий, занимался литературным творчеством, переводил. Сейчас ты что-то делаешь в этой области?
— Да. Это сторона моей деятельноcти сейчас не проявляется публично. Она никогда и не носила никакого публичного характера. Просто раньше это была единственная область моей деятельности — я учился на гуманитарном факультете, подрабатывал переводами. Поэтому ее было больше видно. Сейчас активный бизнес-процесс затмевает все остальное. Но я продолжаю заниматься литературой, и мне кажется, делаю это хорошо. Результаты этой деятельности когда-нибудь могут быть представлены миру, но это совершенно неважно, так как сейчас это не основная моя деятельность.
 |
|
| ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ |  |
|
|
| МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ | |
«Видео Интернешнл» вышла на рекламный рынок Рунета во второй раз — 16.04.01
РИФ-2001: «Видео Интернешнл» и Демьян Кудрявцев обучат онлайновых рекламщиков работе с офлайновыми брэндами — 19.03.01
Слухи об интернет-холдинге Березовского — только слухи — 30.11.00
Емельян Захаров: «Моя основная профессия — антиквар» — 11.09.00